Босх (Bosch; собственно ван Акен, van Aeken) Иероним (Хиеронимус) (около 1450, Схертогенбос,
Брабант (Нидерланды) — 9 августа 1516, там же), нидерландский художник, один из
крупнейших мастеров Северного Возрождения.
Принадлежал к роду потомственных художников; один из его предков был
родом из Ахена («ван Акен» по-голландски); сам он
выбрал в качестве псевдонима усеченное имя родного города. Был членом Братства
Богоматери, объединявшего элиту местного общества.
Из сравнительно небольшого числа сохранившихся
произведений Босха лишь 7 подписаны и ни одно не датировано художником. Стилистически его творчество принято разделять на
ранний (1475-80), средний (1480-1510) и поздний (с 1510) периоды.
Чаще всего это небольшие картинки нравоучительно-дидактического
содержания («Извлечение камня глупости», Прадо, Мадрид; «Корабль дураков»,
Лувр, Париж); в те же годы была создана и расписная столешница с аллегориями Семи смертных грехов (Прадо). Жанрово-аллегорические
сценки, полные грубоватого юмора, написаны в детализованной, «эмалевой»
живописной манере старых нидерландцев. Доминирует чувство мучительной тревоги
за абсурдное состояние человечества, погрязшего во всяческой скверне.
Правда быта, едкая сатира сочетаются с замысловатой, темной символикой, и
лишь в пейзажных далях (как это бывает у Босха почти всегда) сохраняется
присущий Яну ван Эйку
восторг перед божественной гармонией мироздания.
Главные шедевры Босха, обеспечившие ему посмертную славу — большие
алтарные триптихи, самым ранним из которых считается «Воз сена» (Прадо,
Мадрид). Многолюдное действо центральной части алтаря разыгрывается между Раем
на левой и Адом на правой створках, — наглядными
началом и концом земного пути беспутной человеческой массы. Сюжет главной сцены
обыгрывает пословицу «мир — воз сена, каждый тащит с него, сколько может».
Греховной сутолоке явно противостоят таинственные поэтические детали (например,
изящная чета любовников, музицирующих на самом верху пресловутого воза) и прежде всего чувственная красота колорита, обретающего все
большую легкость.
В триптихе с Искушением святого Антония (Национальный музей старого
искусства, Лиссабон) все видимое пространство обращается в земной ад, мерцающий
зловещими сполохами, полный мерзких, фантастических, но в то же время натуралистически
убедительных тварей. Живописные лессировки одновременно удивительно
изысканны, а самое главное — сквозь весь морок проступает воля к самопознанию,
обуздывающему разбушевавшуюся природную стихию. Тот же гуманистический мотив
звучит в цикле одночастных картин о святых подвижниках («Св. Иероним в покаянии», Музей изобразительных искусств, Гент;
и другие), где пейзаж, та же стихия на наших глазах «умиряется» от переднего
плана к далям, словно демонстрируя плоды напряженной нравственной борьбы.
Так или иначе исход этой борьбы в целом
предстает интригующе-неопределенным. В известнейшем и самом большом триптихе
(«Сад наслаждений», Прадо) действо, традиционно для Босха, разыгрывается между
Раем слева и Адом справа — в центре же представлен поразительный «адо-рай», где прекрасное нагое человечество оказывается высшим грациозным плодом и в то же время пассивной жертвой
растительно-животной природы, окружающей людей ловушками в виде гигантских
ягод, насекомых, оживающих скал и прочих «сюрреалистических» деталей.
Характерное для Босха обилие алхимико-астрологической
символики достигает здесь апогея (исследователи не раз высказывали гипотезы о
принадлежности мастера к какой-то тайной еретической секте).
Напротив, в позднейшем из больших триптихов, с Эпифанией
(Богоявлением) или Поклонением волхвов (там же), царит почти безмятежный покой;
земная суета, представленная мелкими сценками, зримо растворяется в полях
картины за сакральным событием переднего плана.
Чувство «покоя после битвы» предопределяет позднее «Искушение святого
Антония» (Прадо) — углубленный во внутреннее созерцание святой не обращает тут
никакого внимание на мелкую нечисть. Напротив, сцены
Венчания Христа терновым венцом (Национальная галерея, Лондон) и Несения креста
(Музей изобразительных искусств, Гент) полны напряженного драматизма; во второй
картине зловещая толпа, окружающая Страстотерпца, парадоксально соединяет в
своем облике хищное уродство с волнующе-тревожной (благодаря трепетному
мерцанию цветовых бликов) красотой.
Философская насыщенность образов, созданных Босхом, ставят их на один
уровень с произведениями Леонардо да Винчи и А. Дюрера. Подготовив своими
бытовыми и пейзажными наблюдениями реализм голландской живописи 17 века, он в
то же время оказался дальним предтечей модернистско-авангардной
поэтики абсурда.